Зеркало прессы

01 ноября 2002

Гуманитарно-технологические аспекты кризисных ситуаций

Эксперт - Со-Общение (специальный выпуск), ноябрь 2002

5 ноября журнал "Со-Общение" совместно с КГ "ИМИДЖ-Контакт" и Высшей школой экономики провел круглый стол на тему "Гуманитарно-технологические аспекты кризисных ситуаций". По мнению организаторов дискуссии, борьба с терроризмом есть не только прямые силовые действия, не только операции спецслужб, направленные на разрушение подрывных сетей, но и тщательно продуманная стратегия работы с общественным сознанием, направленная на максимальное снижение социально-психологической и политической эффективности террористических актов. Такая стратегия может быть разработана только в содружестве государства и гуманитарно-технологического сообщества. Сегодня нет сомнений в том, что битва с вооруженным экстремизмом идет не только в военно-политическом поле, но и в пространстве смыслов и знаков. Место и роль мастеров гуманитарных технологий в этой битве стали предметом дискуссии, состоявшейся на круглом столе.

Алексей Ситников, президент КГ "ИМИДЖ-Контакт"

Упрощенной идеологии шахида нечего противопоставить

Террористические акты сами по себе не являются главной целью тех, кто их задумывает, и тех, кто их проводит. Очевидно, теракт не может причинить такого вреда, какой приносят серьезнейшие ошибки, совершаемые политиками, дипломатами, журналистами в стрессовой ситуации. Основным результатом этого становятся разжигание национальной вражды, социальная дестабилизация, конфликты между гражданским обществом и государством. Именно они являются основными задачами террористов. Все перечисленное мною лежит не в области военных контртеррористических операций, но в гуманитарно-технологическом поле.

В 2000 году, после позора, связанного с освещением и действиями политиков в ситуации с подводной лодкой "Курск", по нашей инициативе собрались все те, кто мог профессионально обсудить эту тему, и провели семинар "Открытая Россия". Там были разобраны ошибки, допущенные всеми субъектами, принимавшими участие в информационном освещении событий. В обсуждении приняли участие около 100 экспертов. В материалах, розданных участникам, были поминутно описаны шаги, предпринятые их структурами во время трагедии "Курска" и после нее. Мы смоделировали ситуацию такой, какой она была на самом деле.

Следующим этапом было моделирование той же ситуации, но у же так, как это должно было бы быть, если бы все поступали профессионально и думали о последствиях. К вечеру первого дня все участники сказали: "Теперь-то мы знаем, как работать!" Но на следующий день мы им дали вводную "Взрывы в Москве".

И... увидели, что в анализе ситуации они допускают те же ошибки. И поэтому мы проиграли все заново. Сделали работу над ошибками. А к вечеру получили ответ: "Теперь-то мы точно знаем...". Тогда мы дали вводную "Информационная кампания, сопутствующая войне в Чечне"...

На базе работ над ошибками мы предприняли, наверное, первую в истории современной России попытку создать консультативный совет из специалистов, которые были бы готовы в течение 24 часов, в любой кризисной ситуации стать консультантами тех, кто будет вести информационные кампании.

В ситуации с захватом заложников на "Норд-Осте" мы опять увидели, как совершаются ошибки и руководителями, и СМИ, и людьми, принимающими решения в области информационной политики. Ситуация с "Норд-Остом" показала, что Чечня на самом деле расположена не в 2500 км от Москвы, а здесь, рядом.

Вы наверняка знаете, что в Израиле была проведена серьезная РR-кампания, подготовившая общество к принятию закона, разрешающего спецслужбам осуществлять захват террористов, невзирая на наличие заложников. Заложники приравниваются к потерям. То есть сегодня каждый гражданин Израиля готов к тому, что если он попал в заложники, то вероятнее всего он погибнет. Но погибнет ради того, чтобы больше заложников не было.

Это жесткий, но в ситуации Израиля, наверное, совершенно необходимый шаг. Хочу обратить ваше внимание, что, несмотря на то что теракты в Израиле стали фронтовой нормой, такого явления, как захват заложников, там нет. Ибо каждый террорист знает: взяв заложников, он в 100% случаев будет уничтожен. Другие страны на такой шаг пока не решились. Но, видимо, пришло время прояснить, насколько к этому готова наша страна ради прекращения преступной практики захвата заложников.

Пока мы не найдем общий язык и смыслы, нас будут побеждать. Мы должны совместно породить эти смыслы. Каждый из нас знает, как решать проблему с его точки зрения, а решать надо со всех. Необходимы действия по формированию идеологии. В противном случае нам еще долго нечего будет противопоставить шахидам.


Татьяна Карасова, ст. н.с. Института востоковедения

Деньги на теракты идут из рук кавказской диаспоры

Кавказский терроризм пережил существенную трансформацию. Впервые это стало очевидно во время событий в Буденновске. Искони если для горских племен и народов и существовал образ национального героя, то это был образ абрека. Абрек - это изгой, одиночка, герой. Но абречеству не были присущи идеи джихада. Впервые орудием Аллаха провозгласил себя в Буденновске Шамиль Басаев. То есть абрек стал превозносить себя как героя священной войны. На мой взгляд, то, что происходит сейчас - это переход от абречества к ассасинству, переход к добровольной жертвенности, к самоубийству. И это делает террористов у нас в стране неуязвимыми. Потому что они готовы погибнуть. Кто из нас ответит на вопрос: где в сегодняшней России живут люди, готовые погибнуть ради идеи?

Но у ассасинства как практики есть и другой аспект-материальный. Каждый шахид знает, что его семья будет обеспечена до конца жизни его родителей и детей. Именно поэтому израильтяне разрушают их дома: чтобы показать, что материальное достояние семьи, выдвинувшей смертника, может быть разрушено.

Важнейшим фактором является также доктринальная и идеологическая нагрузка. Не случайно ассасины всегда стремятся к целям, лежащим выше тактики. Захватив заложников на Дубровке, они требовали прекращения войны, отлично зная, что этим актом такой цели достичь невозможно:

Еще один аспект. Чеченские террористы не получают деньги и оружие из Саудовской Аравии или откуда-либо еще извне. Все это идет из рук кавказской диаспоры. Зачем откуда-то везти оружие, когда прямо здесь можно купить абсолютно все? Финансовые потоки, которые сейчас перекрываются во всем мире, им не нужны. Они получают наличными столько, сколько нужно.

Я убеждена, что одним из инструментов успешного противодействия терроризму является внедрение систем взаимодействия военных, спецслужб, государственных чиновников и гражданского общества. Эти системы, разработанные и используемые на Западе, у нас, к сожалению, не известны.

Во всем мире в антикризисных оперативных штабах всегда главную роль играют политические консультанты, консультанты по вопросам безопасности и консультанты по работе с гражданским населением. У нас этого нет. У нас нет даже понимания того, что необходима организация, способная заниматься такими вопросами.


Сергей Боровиков, аналитик группы "Конструирование будущего"

Работать в их знаках

Кавказским народам шахидство не присуще. Изначально они жили набегами. Героем считался тот, кто, во-первых, вернулся из набега живым, а во-вторых, с максимальной добычей. И преломить такой менталитет лет за 30, я думаю, не удастся.

При этом важно отметить, что использование шахидов абсолютно неэффективно. Когда шахид в Израиле взрывает себя, среднее количество жертв составляет 1,5-2 человека. Для него главное-умереть с оружием в руках, желательно в бою, а сколько он при этом утянет с собой в могилу - непринципиально. Важнее, чтобы его не покусала собака, так как из-за контакта с нечистым животным он рискует не попасть в рай. Это для него важнее, чем лишняя жертва. Это делает шахидов совершенно неуправляемыми на конечной стадии операции.

Более того, есть очень позитивный опыт англичан в Юго-Восточной Азии. Они столкнулись с фанатиками, которые запросто подходили и резали английского чиновника кривым ножом. Медицинская помощь тогда была на очень невысоком уровне, и человек погибал. В ответ на это англичане возвращали тела шахидов, завернутые в свиные шкуры, что однозначно лишало шахида шанса попасть туда, куда он собирался. То есть англичане начали работать в их знаках.

Важно понять, возможно ли это в России.


Александр Шаравин, директор Института политического и военного анализа

Почему с чеченцами нельзя вести никаких переговоров

В начале 90-х у меня был конфликт с одной чеченской группировкой. В это время у меня был подчиненный - чеченец. Он приехал ко мне и сказал, чтобы я не вел с ними переговоры. "У чеченцев, - сказал он, - переговоры никакого смысла не имеют. Их цель - не достичь компромисса с тобой. Их цель - обыграть и скрутить тебя". Тогда я спросил, неужели они не хотят выяснить истину. "Нет, - ответил он, - меня отец учил, что главное - это кровная месть, поэтому если возникает конфликт, то начинай переговоры. Веди их до тех пор, пока все не забудут, по поводу чего эти переговоры были начаты. И тогда все подымут руки и скажут: "Ну, ладно". Такова психология чеченцев. Мы же относимся к переговорам, исходя из своего менталитета. Вот почему с чеченцами нельзя вести никаких переговоров. Они бессмысленны.


Ефим Островский, гуманитарный технолог

Война XXI века будет войной знаков

Может ли советский человек, воспитанный в атеистическом культурном пространстве с наложением последних 10 лет, быстро превратиться в ассасина или шахида? Решение этого вопроса дает основание для более важных ответов.

Сейчас мы находимся на определенной развилке. Мы вышли из атеистического общества. И у нас есть два пути макростратегического моделирования. Либо сказать себе: против нас зреет устойчивая идентичность, способная порождать массовые акты самопожертвования. И в таком случае мы должны создавать своих шахидов, которые, когда их придут брать в заложники, скажут: "Дорогие, наконец-то вы пришли! Давайте вместе сгорим в жертвенном пламени и вознесемся". Тогда теракт будет невозможен. Но сегодня европейская цивилизация не способна порождать таких людей.

Другой путь - путь усиления размывающих конструкций, если мы считаем, что эта размывающая конструкция полезна. Размывание аутентичности или создание аутентичности. Я не уверен, что можно идти обоими путями, потому что когда вы разрабатываете стратегию, то распоряжаетесь определенным количеством ресурсов. Если мы говорим о России, а не о каком-то мифическом государстве, то должны понимать, что выбор такого направления достаточно важен. Любые военные операции проводятся в том числе в информационном пространстве. Очевидно, что если бы был вопрос о потерях 700-800 человек и люди были бы изолированы от этой информации, то военные наверняка бы сказали бы: "Ну, да, это потери, но на войне без потерь не бывает".

Однако в тот момент, когда акт ужасания (именно это обозначает теракт) многократно повторяется средствами трансляции, именно тогда терроризм достигает цели.

Следует различать эмоции и духовное состояние. Страх и ужас - совершенно разные вещи. Если страх - это эмоция, то ужас - это духовное состояние, противостоящее радости и описывающееся в любой предельной доктрине следующим образом: ужас отсекает, радость соединяет. Радость - это религиозно-экстатическое переживание, а ужас есть то, что отсекает от сущностной связи. Понятно, что война XXI века будет войной знаков управляющих структур, а не войной людей. Потери будут минимизироваться, а воздействие на ультраструктуры сознания - возрастать. Итак, третья позиция - вопрос: что есть столкновение доктрин?

И наконец, четвертый вопрос - о различии позиции и неразличенности позиции, (например, позиция производителя теракта и его покупателя, позиция актера и режиссера). В настоящий момент любой человек считает, что он достаточно компетентен не только для того, чтобы предъявлять смысл, но и чтобы производить его. А ведь это - нарушение техники безопасности. Ведь вы же не доверите любому человеку производить и даже ремонтировать автомобиль. Вы же не позволите кому попало строить самолет. Очень многие вещи вы не позволите производить людям некомпетентным, хотя они могут этими вещами пользоваться. Для человека, который водит автомобиль, не принципиально, что автомобиль сделал не он. Но почему-то очень часто человек, предъявляющий содержание, считает, что он может его произвести. Таким образом, исчезает место для производительного содержания.

Для борьбы с терроризмом нужна культура абстрагирования. Именно те, кто формирует смыслы, ответственны за конструкции, которые потом будут управлять людьми. Правила и рамки поведения - это то, что надо анализировать в борьбе с терроризмом. Это задача тех, кто мыслит и оформляет свои мысли в практике. Никто из противников террористов сам по себе победить их не может. Только выстраивая позицию, формирующую систему непрямых действий, то есть оказывающих действие на точку Б, чтобы достичь изменений в точке А, можно решить эту проблему.


Владимир Ворожцов, замдиректора Государственной фельдъегерской службы

Следование тактике уступок всегда приводит к еще большим жертвам

Первый тезис, на котором я хотел остановиться, касается того, что мы многое упускаем из опыта прошлого. Терроризм, к сожалению, не новое явление для России. Недостаточно исследован и опыт кавказских войн начала XIX века. Наиболее эффективным средством борьбы оказался опыт генерала Ермолова, который брал заложников из каждого чеченского рода. Таким образом ему удалось на несколько лет прекратить разбой на Северном Кавказе.

На мой взгляд, план террористов, захвативших "Норд-Ост", был следующим. Продержаться до недели, вызвать максимальный пропагандистский эффект, унизить Российскую Федерацию, принудить к каким-то бессмысленным переговорам между Казанцевым и Масхадовым. Обратиться к общественному мнению под лозунгом "Мы хотим мира в Чечне" (естественно, на условиях террористов), используя в том числе возможности чеченского конгресса, а затем под международные гарантии улететь на самолете в одну из арабских стран. Там уйти под суд, где демонстративно, используя его как пропагандистскую трибуну, можно изложить все свои мыслимые и немыслимые позиции. Получить по "сроку" и через 1-2 года благополучно выйти на свободу героями. Скорее всего, логика программы действий была такова. Логика властей тоже была очевидна. Следование тактике уступок всегда приводит к еще большим жертвам. Поэтому у власти был единственный выход - проведение спецоперации. То, что она была проведена исключительно ювелирно, этого не будет отрицать никто. Вопрос эвакуации - это другой вопрос, о нем надо говорить отдельно.

Главная проблема СМИ при освещении теракта в Москве заключалась в фактическом отсутствии реальных экспертов. Одни и те же лица бодро перешагивали с одного канала на другой. Однако, кроме Александра Здановича и еще 2-3 профессионалов, я просто не увидел никого из специалистов, которые были в состоянии квалифицированно оценить ситуацию.

Стратегическая ошибка СМИ также связана с трактовкой проблемы вины. Когда в Турции судили Оджалана, то у набережной, от которой отходили катера в тюрьму, стояли матери с портретами турецких солдат, погибших в ходе боевых действий. Эти женщины прекрасно понимали, что их сыновья погибли не оттого, что турецкое правительство отправило их воевать. Они погибли, потому что их убили конкретные силы. Российское общественное сознание устроено иначе. Ряд общественных деятелей нередко перекладывает вину не на реальных убийц, а на представителей органов государственной власти. По их логике получается, что заложников губят спецслужбы. Однако что же тогда сделал Бараев?

Во время буденновских событий удуговская пропаганда активно отрабатывала версию о том, что Басаев пошел на теракт только потому, что у него погибла семья. Потом выяснилось, что это не так. Во время захвата заложников в Москве эту информационную линию пытались трансформировать в логику вдов, но не смогли в полной мере реализовать. При этом никто не задал вопрос, чьи эти вдовы. Вдовы, которые участвовали в захвате "Норд-Оста", в основном принадлежат к семьям ведущих чеченских работорговцев, то есть людей, которые занимались похищением заложников, их продажей и уничтожением, если выкуп не был получен.

Что касается опыта информационного обеспечения, то федеральный информационный центр в 1995 году по большому счету себя не оправдал. Очевидно, что технологию информирования населения о действиях террористов и их пособников, в том числе информационных, необходимо менять. Для меня очевидно, что она должна соответствовать не абстрактным идеалам свободы слова, а сложности момента, работать на главное - на освобождение заложников, на ликвидацию террористов. Вполне логично, что иногда и штаб, и информационные службы должны заниматься тем, что делается на любой войне и называется великим словом "военная хитрость". Очевидно, что во время проведения спецоперации без нее не обойтись.***

Анатолий Петренко, руководитель представительства Правительства Мурманской области

Все начинает восприниматься как нечто заурядное

Сегодня мы наблюдаем спираль привыкания к терактам. Люди стали привыкать к тому, что кого-то захватывают и кого-то убивают. В череде таких событий все начинает восприниматься как нечто заурядное. Хотелось бы обратить внимание на важный момент.

Я убежден, что настала новая эра передела собственности и терроризм оказался эффективной технологией достижения этого результата.

В свое время я участвовал в международной конференции по безопасности бизнеса. Один руководитель частной американской структуры рассказал, что его фирма по договору с Госдепартаментом ежегодно проводит экспертизу на соответствие грифу секретности этого ведомства. Нонсенс на первый взгляд. Но на самом деле все закономерно. У нас, к сожалению, получается противоположная ситуация. Чиновники не всегда достаточно знают то, что должны знать, но отвечают за все. ´ Вместе с тем независимые эксперты могут знать гораздо больше, но они ни за что не отвечают. Возникает полное непонимание друг друга.

Я считаю, что выход из этой ситуации есть, но он должен быть законодательно оформлен. Не важно, в какой форме: законом ли, указом президента или постановлением правительства. Не в этом суть. Беда вся в том, что на сегодняшний день советы независимых экспертов для чиновников не обязательны, независимые эксперты не несут никакой ответственности за даваемые советы.


Эдуард Тополь, писатель

Терроризм был бы импотентом без масс-медиа и журналистов

Я хотел бы поделиться размышлениями о готовности общества к кризисной ситуации. Так случилось, что 11 сентября 2001 года я был в США, а 23 октября 2002 года - в России. Америка не была готова к 11 сентября. Никому и в голову не могло прийти, что такое может случиться. Психология американского материка - это Новый Свет. Он недосягаем. Американцы живут как будто на другой планете. К ним по определению, ничего не может долететь. И вдруг долетело. Я прожил в США 23 года. Главное, что поразило меня, - на следующий день после трагедии на каждом доме и машине был вывешен американский флаг. И это, как любят писать в России, бездуховное общество! Американцы сплотились еще до того, как выступил президент. Нация мгновенно стала одной семьей. В течение месяца Фонд помощи пострадавшим от терактов собрал 1 млрд долларов пожертвований. На донорских пунктах выстраивались очереди. Крови сдали столько, что медикам пришлось специально выступить по телевидению с просьбой больше не сдавать кровь, так как ее негде хранить. Это есть готовность общества к кризисной ситуации.

Реакция российского общества на захват заложников парадоксальна. 27 октября я поехал в 13-ю больницу. Там стояли около 100 журналистов с телекамерами - и все. Выходящих из больницы встречали только родственники. Больше никого не было. Не было того американского патриотизма, не было ни одного флага. Публика абсолютно инертна. Никто не сделал никакого поступка. Я отвез в эту больницу 100 книг, которые попросил у издателя. Как американец, я не мог на это реагировать иначе. Однако я не видел других подобных примеров.

Некоторое время назад Управление по борьбе с организованной преступностью дало мне возможность ознакомиться с личными делами Героев России, погибших в Чечне. Я прочел 26 личных дел военных. В основном это были офицеры. Эти люди пошли на самопожертвование не ради завоевания Чечни, а во имя спасения своих боевых товарищей. Я хотел сделать об этих людях телевизионный фильм. Однако ни один телеканал не взялся за этот проект. Вот пример того, где Россия проигрывает. У террористов нужно выиграть информационную войну. Один английский лорд 30 лет назад, в самом начале зарождения международного терроризма, сказал: "Терроризм был бы импотентом без масс-медиа и журналистов". Война идет на информационном поле, и на нем гуманитарные технологи точно такие же солдаты, как и силовые структуры.


Сергей Михайлов, агентство "Михайлов и Партнеры", управляющий партнер

Ситуации кризисов прогнозируются

Сейчас началась вакханалия по поводу того, что должны и чего не должны делать журналисты. Что им позволительно, а что нет. При этом часто забывают, что нормальное поведение журналистов в ходе кризиса возможно только тогда, когда критическая ситуация смоделирована заранее. В любой мало-мальски серьезной коммерческой компании ситуации кризисов прогнозируются и моделируются заранее. В нефтяной отрасли - это разлив нефти. В авиации - авария самолета. В финансах - биржевые потрясения. Таким образом, приоритетной задачей является не внедрение рекомендаций, а совместное размышление. Если угодно - мозговой штурм. Его задача - превратить требования государства к масс-медиа в серьезный, приемлемый для сторон документ, чтобы отработать модели кризисных ситуаций. Чтобы и силовики, и гражданские чиновники, и журналисты, наконец, четко поняли, где их место.

Я убежден, что большинство журналистов и руководителей СМИ пойдут навстречу требованиям, например, силовиков. И если тем будет нужна определенная картинка на телеэкране, то они им такую картинку устроят. Но для этого журналистам важно понимать, что их уважают, что они нужны, что с ними ведут диалог, а не "решают вопрос" звонком в Останкино и угрожающим окриком: "Эй, это ты чего там снимаешь?"

Конечно, власть имеет право и на резкие движения. Но только в отношении тех, кто мешает ей выполнять ее функции. Для того чтобы четко координировать действия всех сторон, участвующих в любом (и не только политическом) кризисе, необходимо не только формирование оперативных штабов, но и создание единого информационного центра, обеспечение единого, экстренного информационного канала, где все оперативные решения технологичны, а все рамочные решения - в области договоренностей.

Сегодня государство пытается вести диалог с журналистами. Но ему надо научиться делать это еще лучше, еще тоньше, изощреннее. И не в рамках формальных мероприятий, а в рамках постоянного, содержательного обмена мнениями. Результатом этой работы должен стать всесторонне взвешенный документ, который будет одобрен всеми сторонами. Только тогда он будет авторитетен и для представителей СМИ. В нем обязательно должно быть указано, чем СМИ готовы поступиться, что они готовы делать, а что не готовы. Тут важно помнить, что СМИ всегда доберутся туда, куда их просят не лезть. Значит, должна быть тщательно продуманная и согласованная система допусков, система, подобная, например, той, которую создали американцы во время "Бури в пустыне", когда вся медиаполитика по освещению войны направлялась совершенно конкретными людьми, из единого центра. Ни один журналист, не принявший правила игры Пентагона и не получивший допуск, не мог даже приблизиться к Персидскому заливу. И американцы получали именно ту картинку, которая была необходима для достижения политических, военных и информационных целей американского правительства.

Но прежде чем такая система начнет работать, она должна быть создана и отлажена. И к такому проекту обязательно должны быть привлечены эксперты

СМИ, специалисты по массовым коммуникациям, по развитию общественных связей, пиарщики, психологи. Таким образом, в любой критической ситуации каждый - и журналисты, и те, кто руководит отношениями со СМИ в рамках государственных организаций, - должен понимать, что конкретно он делает. Это и есть азы кризис-менеджмента.

Предыдущая статья

30 октября 2002

Захват заложников - не шоу "За стеклом"

Юлия Ларина, "Московские новости"

Имя этого человека значится в программке мюзикла «Норд-Ост» - ему выражается благодарность за бескорыстную помощь в подготовке спектакля. Доктор психологических наук, профессор, президент консалтинговой группы «Имидж контакт» Алексей Ситников старался помочь своему другу, продюсеру мюзикла Александру Цекало, и в дни трагических событий, приезжал с предложением своей профессиональной помощи и в оперативный штаб.

Следующая статья

27 декабря 2002

Слово и дело. Унтер-офицерская вдова пойдет под суд

Марина Липатова, "Российские вести"

"Черный пиар", традиционный для нынешней политической России, впервые может стать причиной уголовной ответственности. Губернатор Красноярского края Александр Хлопонин, не удовлетворившись фактом победы, намерен сурово покарать команду своего главного соперника Александра Усса.